![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Про Прео Собуро и создавшуюся двойственность положения
Несколько часов я пролежал на полу не в состоянии встать. Это было невыносимо. Я не думал о Примо, я думал только о себе. О собственной слепоте и одиночестве, о невозможности жить дальше и ещё более страшной невозможности умереть, потому что жить без Примо было жутко, но я понимал, что умирая, я навсегда отнимаю у него возможность вернуться и выполнить своё обещание.
Животным нутром я чуял, что Примо может вернуться, и что если я умру, мы окажемся в разных местах и не сумеем встретиться. Мучительной была именно двойственность положения, в котором Примо не было, но он, тем не менее, и не умер вполне. По крайней мере, не так, как умирают люди. Покинув этот мир, Примо Собуро не закончился совсем, это я знал, и это меня мучило ещё сильнее.
Решив жить, вопреки всей тяжести происходящего и лишь ради вероятного возвращения Примо, я встал и открыл настежь его шкаф. Гардероб Примо пополнился только предметами обмундирования Легиона. Парадная серая шинель, полевой бушлат, строевая форма, ботинки на меху… Ни гражданского костюма, ни обыденной повседневной одежды, как у всех. Только синяя форма неизвестной мне страны, в которой Примо был славным полководцем. Но он её никогда больше не надевал.
Форма хранила отпечаток его рук, разворот плеч, линию бедра. Белая шёлковая рубашка пахла им, остро и волнующе, словно морской ветер. Начищенные сапоги стояли тут же, высокие, по колено, мягкие сапоги на узкой колодке. Нога у Примо была аккуратная, как у танцовщика. Я взял в руки фуражку. Тусклая кокарда не была мне знакома, я впервые внимательно её рассмотрел. На ней была звёздочка, как на запонках, орнамент, напоминающий письмена, или письмена, похожие на орнамент, цветок шиповника, чаша или кубок на ножке, меч, поднимающийся из неё.
Мне подумалось, что форма находится в такой готовности, что Примо мог в любой момент надеть её и уйти. Даже в мыслях я не допускал, что Примо может надеть эту форму для иной цели. Только чтобы уйти. Я содрогнулся и закрыл дверцу.
Я разрыл все его вещи, желая отыскать хоть что-то, указующее путь. Отлично зная, что Примо не имел собственных вещей, ничего личного, я всё равно искал. И нашёл. В кармане кителя я обнаружил перстень из странного тяжёлого металла с овальным ультрамариновым камнем. Примо никогда не носил ничего на теле, ни колец, ни цепочек, ни служебного жетона с номером и группой крови. Я даже не знал, какая у него группа крови, а теперь подозревал, что её и вовсе не было.
Я держал перстень в руке, пытаясь разгадать, хотел ли бы Примо, чтобы я его взял, или его следует надеть ему на палец. В конце концов я решил его примерить. Если он окажется не в размер, я похороню в нём Собуро. Когда я поднёс перстень к кончику пальца, он показался мне очень большим. Но когда я надвинул его до упора, он внезапно так плотно охватил фалангу, что я даже не попытался его снять. Я счёл это знаком.
Примо похоронили не в мундире Легиона, а в синей форме, в которой он пришёл. Фуражку положили в ноги. Всем так показалось правильным, хотя мы хоронили лучшего из легионеров. К гробу я подошёл последним. Долго смотрел в лицо, на котором никто кроме меня не мог видеть изменений. Потому что никто кроме меня не смотрел сердцем. Погладил его по восковой щеке, как он гладил когда-то меня. Поцеловал холодные губы, с которых уже стёрли кровь.
Я отстегнул от ремня и снял с трупа кортик странной формы, который привлёк моё внимание в первый день и который я с тех пор ни разу не видел. Снял и пристегнул себе на пояс. Никто не осмелился мне возразить. Если бы Примо был против, он бы помешал мне, не дал бы этого сделать. Может быть, на это я и рассчитывал тайком, что Примо протянет руку и возьмёт меня за запястье. Но этого не случилось.
Вопреки всем правилам, меня не переселили из нашей с ним комнаты. И не подселили никого, когда появилась возможность. На этой двери до сих пор висит табличка, где под номером комнаты написано его имя, хотя и нет больше моего. Дверь эта не запирается, но кроме меня туда никто не входит.
Я прихожу в эту комнату, чтобы снова ощутить давнее неосознанное когда-то счастье от того, что Примо был на расстоянии протянутой руки, что мог влететь в любой момент. Я не притронулся ни к легионерской форме Примо, ни к его вещам, выданным Легионом. Всё осталось так, как было при его жизни. Почему-то мне казалось, что он вернётся, и ему будет приятно найти свои вещи нетронутыми. Даже если эти вещи не имеют к нему никакого отношения.
В моём кабинете стоит групповой снимок, на котором нет Прео Собуро. Я точно знаю, где его место. Я помню, как он стоит, положив руку на поясной ремень. Вижу, словно наяву, его едва заметную улыбку, адресованную только мне. Он не отпечатался на фотографии, но я точно знаю, что он там.
no subject
no subject
хотя здесь больше заслуга Алана Рикмана, он во всех ролях великолепен)
no subject
no subject
no subject
Понимаете, моя субъективная симпатия не делает его хорошим, но он все равно милый, гадкий и милый.
Как скотчтерьер.
no subject
если в этом контексте, совершенно точно гадкий Хвост)))
тут не субъективная симпатия, он и так хороший)
no subject
no subject