![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Третье воскресенье Адвента – Зимний бал
—Как вы называете свою часть мира?
—Никак. Мы не делим мир, для нас он цельный. Люди когда-то называли Страной Желанной.
—Когда ещё знали, что туда можно попасть?
—Да, в те времена.
—О, ты могла бы взять меня с собой?
Она перевернулась на спину, поджала уголок рта, задумываясь. Уже кое-что понимая, я видел, что готового однозначного ответа у неё нет, иначе сразу сказала бы. Затаив дыхание, я молча ждал, пока она придёт к своим выводам. Мне так хотелось попасть в край чудес, посмотреть из чего состоит мир, что недоступно людям, что есть кроме той реальности, которую видит каждый из нас и удовлетворяется увиденным.
—Да, —наконец сказала она.
Это «да» означало «могла бы», но не значило «возьму». Она обычно отвечала на вопрос дословно по формулировке. Но начало было положено.
—Возьми меня туда, Нави, —попросил я.
—Зачем?
—Мне так хочется узнать, что ещё бывает в мире!..
—Ты хочешь попасть в Край Желанный из ваших сказок и легенд?
—О да!
—Тебе хотелось бы там остаться?
—Нет, наверное, не знаю, —замешкался я, —Как я могу сказать, я там ни разу не был.
Она задумчиво смотрела за окна, на стекающий по стёклам дождь, а я смотрел на неё и ждал ответа.
—Хочешь посмотреть, на что похож Край Желанный?.. Я могу провести тебя туда.
—О пожалуйста!
—Но только один раз.
Она перевела взгляд на меня, и он неожиданно оказался острым и зазубренным. Мне показалось, что она проколола меня насквозь, а потом слегка потянула на себя, зазубринки вцепились в мою душу, и я почувствовал себя беспомощным и неспособным противостоять этой силе.
—Есть вещи, которые можно совершать только один раз в жизни, ибо второй становится последним, —добавила она, и зазубрины исчезли, взгляд стал гладким и с лёгкостью выскользнул из меня.
—Ты возьмёшь меня с собой?
—Да, —она кивнула, —Скоро. Пойдёшь со мной на Зимний бал.
—Но до зимы не близко…
—Там уже зима, —она мечтательно улыбнулась, —Два декабря уже минуло, когда пойдёт к концу третий, мы соберёмся на бал.
—Сколько декабрей?
—Два, уже минувших. И третий идёт, но что-то неспешно… Как бы четвёртый не нагрянул.
—У вас всех месяцев по нескольку?
—Нет.
—Только декабрей?
—Нет.
—Ничего не понимаю…
—Что же тут понимать? Бывает, что месяцы повторяются, и числа, и часы, и годы, что такого? Бывает так, что мгновение тянется бесконечно… Тысяча лет, как один миг, и один миг, как тысяча лет.
—Здесь не бывает.
—О, в вашей грани полным полно всякой неразберихи.
—Да, а если бы ещё и месяцы повторялись…
—Может, всё было бы проще.
—Постой, а разве не Летней страной зовут вашу грань?
—Бывает и так.
—Так какая же там может быть зима?
—Морозная, —отрезала она, и я спросил другое.
—Как же вы узнаёте, что начался новый декабрь, а не январь?
—Знаем, —она удивилась, —Это сразу понятно.
—И каждый месяц бал?
—Нет, конечно. Бал на самую долгую в году ночь.
Я ждал этого бала, а день за днём пролетали, и она не заговаривала об этом. Памятуя давнюю фразу о том, что если слово произнесено, его не изменить, я ждал, но подумывал, что уже, должно быть, сменилось четыре декабря, и ни один из них не тот, что нужно.
—Ты не передумал насчёт бала? —спросила она как-то вскользь.
—Нет!
—Правда, лучше скажи теперь, потому что когда мы окажемся там, обратного хода не будет.
—Нет, нет, я не передумал, —заверил я, полагая, что уже вот-вот.
—А танцевать ты умеешь?
—В общем да, и кажется, неплохо.
—Хорошо, а то было бы очень жаль.
—А там, на балу, танцуют?
—Да, что же ещё делать на балу?
И она снова замолчала надолго, и я уже отчаялся, но как-то раз она сказала мне:
—Если тебя не будет несколько дней, кто-то забеспокоится?
—Конечно, —ответил я, подумав о вас.
—Предупреди их, что можешь задержаться.
—Мы пойдём на бал?! Не будет больше декабрей?!
Сам не думал, что могу так радоваться.
—Да, —она улыбнулась тепло и мягко, —Конечно. Уже скоро.
—Когда же, когда?
—Не ошибёшься, —сказала она многообещающе.
Мне показалось, что я не ошибаюсь, когда проснувшись в её постели я увидел, что Нави сидит надо мной и молча улыбается чему-то далёкому. За окнами, как обычно, шёл дождь.
—Уже?
—Да.
—Что мне делать?
—Просыпайся. Тебе какой цвет по душе?
—А ты в каком будешь?
—А вот в этом…
Она сунула руку под одеяло и вытащила кусок переливчатого синевато-серого шёлка, тяжёлого и маслянистого даже на вид. В её руке ткань послушно сформировалась в платье.
—Нравится?
—Очень, —честно сказал я, —А мне что делать, я в чём пришёл…
—Отыщу что-нибудь подходящее.
—Чёрное?
—Что ты! —она взмахнула ладонью, —Нельзя!
Она поднялась с постели и подошла к маленькой двери в стене. Протянула руку, взялась за витое кольцо и отворила. Теперь это была дверь в гардеробную. В узком проёме теснились вешалки с одеждой, она бегло перебрала их ладонью, толкнула и словно прокрутился огромный барабан, на котором была развешана вся мыслимая одежда. Вскоре мне так всерьёз почудилось, потому что число извлекаемых оттуда предметов не поддавалось никакому исчислению. Она доставала и возвращала обратно бессчётные одежды, которые я даже не успевал разглядеть.
Вскоре на постель полетели узкие лосины, прозрачная рубаха с пышным жабо, густо вышитый жилет. Всё белое. Я встал и начал одеваться. Сперва мне казалось, что ни один предмет на меня не налезет, но всё точно увеличилось по мере надевания. Я расправил манжеты и ворот рубашки, одёрнул жилет, ладонью разгладил морщинку на лосинах.
Нави уже стояла подле меня в платье. Оно было совсем глухое, с круглым вырезом под горло, плечи закрыты, но руки полностью обнажены, подол же невероятно длинный и широкий, льющийся с бёдер тяжёлыми складками, лежащий на полу на добрых три фута. Шёлк матово поблёскивал расплывчатыми неясными разводами. Ни одного украшения на ней не было.
Я взял из её рук и надел короткую сливочно-белую бархатную куртку с богато отделанными золотом бортами и манжетами. Она подтолкнула мне под ноги полусапожки белой кожи на каблуке, и я обулся.
—Чьё это, Нави?
—Моё, с прошлого года.
—Что? Ты ходила в этом?!
—Да, а что?
—Но это же мужское!
—Да.
—Почему ты ходила в мужском платье?
—Увидишь на балу, —улыбнулась она, убирая волосы под пышный берет с длинным пером, —Это тоже тебе.
Послушно надвинув на бровь плоскую шапочку-таблетку из сливочного бархата, отделанную под стать куртке, натянул шёлковые перчатки, по всем признакам те самые, что я посмел снять когда-то с её руки, и так же садящиеся по размеру, как всё остальное.
—Возьми накидку, там холодно.
Нави набросила на плечи серебристый мех, потом подобрала длинную юбку и переступила босыми ножками, надевая плоские серые замшевые туфельки с круглым носком.
Хлынул на пол бесконечный подол, она повернулась, взмахивая серым шёлковым вихрем, взяла меня под руку и не успел я ничего сообразить, как Нави сделала стремительный шаг, другой, и вот уже я вслед за ней и не успев даже испугаться, вступаю прямо в полыхающее зелёное пламя камина.
И вышли мы почему-то посреди снежной пустыни. Впрочем, оглядевшись, я понял, что нахожусь в краю холмов, подножья которых летом моют ручьи, ныне покрытые льдом, за ними лежат долины, по которым змеятся ажурные живые изгороди, а вдали виднеется незамёрзшее зелёное море. Мы стояли на вершине холма, покрытого снегом, и небо над нами было зеленее изумрудов, и на нём одновременно стояли солнце и тоненький обрезок месяца.
—Нави… Как красиво…
—Вот тебе и Край Желанный.
Она прижалась ко мне и тихо засмеялась. Я вдруг понял, что впервые слышу смех. Опустив взгляд, я увидел искрящиеся счастливой радостью глаза и понял вдруг, что этот мир – её, а она – этого мира.
—Вон там замок, —она указала на силуэт в неясной дымке.
—Как же нам туда попасть?
—Пойдём. Было бы глупо прийти прямо в зал для танцев, когда ты желал посмотреть мир.
—Ты прелесть…
—Не отпускай моей руки, —сказала она, —Иначе провалишься в снег. Для этого мира ты слишком тяжёл.
Когда мы пошли, снег и впрямь не приминался под ногами. Вокруг простирались нетронутые просторы снегов, которые не тревожила ничья поступь. Я вдыхал чудесный, искристый, как шампанское, воздух, её рука лежала на моей, и всё кругом сулило волшебство. Я видел каменные круги, столы и кромлехи, мы миновали покрытые инеем кружевные яблоневые сады и вечнозелёные ряды хвойных деревьев в морозной седине, перешли по синему льду круглое озеро и проскользнули по замёрзшему ручью, на дне которого сверкали яркие, словно драгоценности, каменья.
Замок, казалось, был так далеко, и шли мы не торопясь, но он приближался быстрее, чем можно было ожидать.
—Он что, двигается нам навстречу? —не выдержал я.
—Нет, он стоит на месте. Мы просто идём верным путём.
—Что такое верный путь?
—О, вы называете это «старая прямая дорога».
—Я слышал про такое, это дорога, по которой идти быстрее и легче, чем по другим?
—Да, ваши прямые дороги просто следы наших верных путей.
—Следы?
—Когда-то безумно давно мир был совсем един, а потом грани стали отдаляться. Но с тех пор кое-что осталось.
—Много?
—Нам хватит, —она засмеялась, —Дороги и двери – уже немало!
Пока мы были в пути, нежные зелёные сумерки загустели вокруг нас, словно взбитые сливки, и замок вырос перед нами в мгновение ока, словно возник прямо из снега и неба. Он был изящный, словно игрушка, и казался совершенно неприступным.
—Крепость Ард Рай, —произнесла Нави.
—Почему же больше никто не входит?
—Каждый своими путями следует. Многие уже здесь.
У самого подъёмного моста над заснеженным рвом она остановилась. Подняла руку и пальчиком повернула моё лицо к своему, очень серьёзному, но с трепещущими в глазах лукавыми искрами.
—На Зимнем балу Долгой ночи нельзя говорить.
—Вообще?
—Абсолютно.
—Нельзя всем или только мне?
—Хороший вопрос. Всем. Нельзя произнести ни полслова. Нельзя даже мысленно обратиться к кому-то. Можно смеяться.
—Обнадёживает, —вздохнул я.
—И ничего там не бери в рот.
—А что там будет?
—Что бы ни было. Ничего не ешь, не пей, даже не прикасайся. Кто бы ни предлагал – господа, дамы, даже сам владыка.
—А что будет?
—Ничего, —отрезала она, —И никогда. Уже.
Кажется я понял, что она имела в виду.
Неожиданно почти вплотную проскакал неизвестно откуда появившийся всадник, едва не сбив нас конём, прогрохотал копытами по мосту и скрылся в темноте распахнутых врат. Только плащ за плечами мелькнул алым лепестком. Следом за ним спикировали откуда-то сверху крохотные санки, запряжённые парой собак, и из них выглянуло хорошенькое личико, укутанное в меха, скользнуло взглядом по нам и скрылось.
—Не мы первые, не мы последние, —сказала Нави, —Пойдём. И ничего не бойся.
Она взяла меня под локоть, вскинула голову в берете и полосатое перо клинком рассекло воздух. Я постарался придать себе вид уверенный и значительный и мы ступили на мост. Она шла прямо, словно по струне, придерживая свободной рукой на бедре длинную юбку, и я краем глаза смотрел за ней и всё больше понимал, что она для меня значит.
Миновав мост, она вроде как расслабилась, выдохнула прикушенным ртом, и когда я вопросительно заглянул ей в лицо, она просто обернулась и указала назад. Широкий мост, по которому мы только что прошли, был не шире половины клавиатуры синтезатора, и под ним простиралась пропасть, а вовсе не занесённый снегом ров. Я посмотрел на неё, на мост, потом снова на неё. Это явно не было так уж безопасно. Потом попрошу объяснить.
На широком дворе перед самим замком со всеми его башнями уже были гости. Кто в широких шубах, а кто и в лёгких открытых одеждах. Одни спешивались с самых неожиданных существ, другие выходили из повозок, некоторые складывали за спинами собственные крылья. На метле не прилетел никто.
Сверкающий дракон пригибал узкую голову к мостовой, сводя за спиной грохочущие металлом крылья, и в морозном воздухе от него покатилась палящая волна. Видимо, человеческий глаз не был предназначен чтобы различить метаморфозу, но вдруг из марева горячего воздуха на нас выступил ослепительно красивый молодой мужчина в длинных пышных одеждах, густо-вишнёвых с матовым золотом, щедро подбитых мехами.
Оправив складки, он шагнул к нам, поклонился и поцеловал Нави руку, при этом глядя на меня, и я заметил, что его глаза светились весело и озорно, а вовсе не почтительно, о чём свидетельствовала поза. Она в ответ присела так низко, что наверное, коснулась коленями земли, но головы не наклонила, смеясь глядела ему прямо в глаза. Противоречивые и непостижимые существа… Потом красавец положил руки мне на плечи и поцеловал высоко в скулы возле уголков глаз, с обоих сторон, так что я ощутил на висках его дыхание. Видимо, у них так было принято.
Тонкий ломтик месяца висел прямо над двором и давал удивительно много света. В холодном зелёном воздухе метались красивые жесты, острые взоры, звонкий смех, хлопанье ладоней, смачные поцелуи, стук копыт и скрип полозьев. Из тёмных ворот на двор вбежал волк, покатился кубарем и вскочил на ноги хохочущим парнем в короткой меховой куртке с капюшоном. Кто-то, оснащённый перепончатыми крыльями, ринулся к нему обниматься, сбил с ног и оба покатились по камням. Кто-то с длиннорылой пёсьей головой над воротником-фрезой отвешивал жеманные поклоны в сторону фигуры с острыми рысьими ушами, торчащими из копны распущенных волос. Некто, с удивительной лёгкостью несущий на голове оленьи рога, подал руку особе, которая совершенно казалась человеческим существом – до тех пор, пока не повернулась лицом.
Сказать, что я был растерян – значит ничего не сказать. Но на меня мало кто обращал внимание. Нави потянула меня за локоть и мы вошли в двери башни, попав в тёмную арку, за которой была видна бальная зала. В арке Нави на ходу скинула манто и я тоже снял и бросил на пол шубу.
Зала была почти бесконечна. Конечно, это огромное помещение никак не могло крыться в миниатюрной башне, куда мы входили, просто очередное волшебство. Как просто я стал пользоваться такими понятиями…
Все присутствующие были очень красиво одеты. Не хорошо, а именно красиво. Никогда не видел людей, одевающихся так, наверное, потому что люди так не одеваются. В большинстве роскошно, вычурно и необыкновенно. Некоторые наряды напоминали людские в стародавние времена, другие вообще ни на что знакомое не походили. Многие были в пёстрых разноцветных платьях, отдельные персонажи напротив отличались строгой графичность облика, и мы с Нави как раз попадали в эту категорию. Каждый из присутствующих мог бы в отдельности составить экспозицию интересной выставки, когда же их плотность была так высока, они собрались в удивительно цельную картину, не разлетающуюся на кусочки от несоответствий.
Впрочем, всё увиденное мною на этом балу я потом всю жизнь пытался если не воссоздать в своих шоу и клипах, то хотя бы передать этот странный дух чудесного, может быть и небезуспешно. Спасибо вам за понимание и помощь. Без вас у меня бы ничего не получилось.
На балконе несколько музыкантов исполняли мелодию необыкновенно красивую, но покрытую странным налётом дребезжащего несоответствия. Оно было едва заметно, и сводило меня с ума, то появляясь, то пропадая, подобно тому, как показывается из воды и скрывается вновь акулья спина с острым плавником. Видимо, в этом краю музыкальные лады были иными, чем у нас, или дело в каких-то неслышных человеческому уху частотах, но я начал понимать, отчего, бывает, воют собаки, заслышав музыку.
Самое интересное выяснилось потом, когда я пытался вспомнить эту музыку. У меня тренированная музыкальная память, но я не смог воссоздать ни одного созвучия, ни одной последовательности нот, казавшихся мне в момент их звучания такими простыми и очевидными. Все фактические воспоминания стёрлись из моей памяти подчистую, оставив только томительное ощущение необыкновенной красоты.
Все присутствующие в зале танцевали, причём все по-разному, но все в лад. Их движения были согласными и гармоничными. Это несомненно музыка так действовала на них, потому что я почувствовал внутри миллион бабочек и удивительное желание следовать им. Очень кстати оказались уроки танцев, которые я брал в юности. Нави просто положила ладонь на моё плечо и всеобщий водоворот подхватил нас и потянул за собой, как ручей тащит осенние листья.
Бесконечно долго тянулось время, и вместе с тем убегало так стремительно, что я не успевал следить за ним, просто погрузившись в его воронку. Впрочем, о каком измерении времени может идти речь в краю, где повторяются месяцы и числа? Завораживающие мелодии, сами собой совершающиеся движения, радостный смех и серые, как сталь, глаза, поднятые к моим. Я никогда не был так счастлив до того, и никогда после подобное острое ощущение счастья не пронизывало меня насквозь.
Мельком я замечал, что вокруг нас необычные пары кружатся, смеются, распадаются и сходятся, но рассматривать их внимательно я не успевал, да и не стремился. Все они были удивительно красивыми, даже те, кого я прежде никогда не счёл бы привлекательными. Может быть, такими их делала радость. Или сама естественность того, что они – плоть от плоти своего мира и находятся именно там, где положено.
То и дело кто-то из них хватал прямо из воздуха то спелое яблоко, то крохотную рюмочку, то пенящийся бокал, и опустошал, небрежно откидывая пустую посуду, которая таяла, не долетая до пола. Кто-то с вертикально прорезанными зрачками, широко улыбаясь, подал мне двумя руками чашу прозрачного стекла, в которой ворочался, оскальзываясь на гладких стенках, зелёный дракон. Я потянулся было принять угощение, ещё не зная, что стану с ним делать, но вовремя вспомнил угрожающий наказ и быстро спрятал руки за спину, мотнув головой. Ответом был удивлённый и обиженный взгляд, но даритель сразу поднёс чашу к собственным губам, и под моим взглядом дракончик обернулся бурлящей жидкостью, которую тот стремительно высосал и облизнул губы узким языком рептилии.
Мужчина в алом, который был драконом, подошёл и подал Нави руку, пока музыканты на балконе подтягивали струны, и я отпустил её ладонь, и в тот же миг подумал, что провалюсь сквозь пол, но видимо тяжёл я был только для снега, поскольку остался стоять. Ровно мгновение, пока Нави не опустилась перед ним в низком реверансе вместо того, чтобы принять предложенную руку. Она отказывает владыке, понял я. Он вскинул бровь, потом посмотрел на меня и вдруг рассмеялся. Искрящееся вокруг него веселье и задор странно контрастировали с величественной осанкой и царственным видом. Когда музыка возобновилась, Нави вскинула голову, и мы снова закружились по залу, я вдруг понял, что она беззвучно хохочет. Ситуация её только позабавила.
Во время очередной паузы, заполняемой взрывами смеха с разных сторон, к нам вдруг приблизилась женщина ошеломляющей красоты, с изумрудными глазами и чувственным ртом. Высоко подколотые волосы так и манили проследить гибкую линию спины, обнажённой острым треугольным вырезом ниже крестца. Спереди платье было наглухо закрыто, а очень короткая треугольная юбка позволяла видеть точёные ноги. За руку она вела совсем молодого юношу с грациозными и порывистыми движениями. Обняла Нави и поцеловала так же, в скулы около глаз, потом повернулась ко мне и следующая секунда стала необыкновенно насыщенной.
Я внезапно понял, что это совершенно не женщина, а вовсе даже мужчина. Он понял, что я человек, я ясно прочёл это по глазам и рту, по всему его ярко накрашенному лицу. И вместе с тем, переведя взгляд на его спутника, я осознал, что и он человек. Мужчина в женском платье коротко глянул на Нави, она иронично вернула его пристальный взгляд. Мы с молодым парнем разглядывали друг друга. Не знаю, что понял он, но я хорошо запомнил его лицо и стать. Много позже, когда это лицо замелькало в газетах, я узнал кто он такой. Ещё позднее, когда нам довелось встретиться в кулисе на одном из фестивалей, мы так и не осмелились заговорить, хотя оба узнали друг друга.
Ещё через миг мужчина протянул ладонь и повернул моё лицо к себе, пристально вглядываясь ядовито-зелёными глазами, горящими откровенной неприязнью. Вид у него был такой, словно вот-вот ударит. Я отнял его руку от своей щеки и поцеловал, как женщине, после чего он вдруг вздрогнул приоткрытыми губами, прыснул от смеха, обнял своего спутника за плечи и увлёк его в ряды танцующих, исчезая из поля зрения. Я провожал их глазами, и мне казалось, что никогда ещё я не видел столь безусловной красоты, как в этом странно притягательном персонаже с выразительным лицом и безупречными ногами.
Когда я присмотрелся, уже зная секрет, то выяснилось, что половина присутствующих одеты в наряды противоположного пола. Множество мужчин в женских платьях и женщин в мужских костюмах совершенно не придавали значения своей одежде, и все были одинаково ярко накрашены и равно веселы. Только причина, заставлявшая их поступать таким образом была мне неизвестна, но я уже знал, почему Нави была на прошлом балу в том же одеянии, которое сейчас на мне.
Мы танцевали и танцевали, и я перестал замечать что-либо, полностью погрузившись в танцы. Мне казалось, что никогда со мной не происходило ничего иного, кроме этого танцевального потока, и никогда уже ничего больше не будет, только это, только бесконечный круговорот танцующих пар, и мы с Нави так и будем вечно вращаться, как звёзды на небе, среди музыки и смеха.
И в один момент я увидел, что зал вокруг нас исчез и мы и впрямь летим где-то бесконечно высоко, и все остальные от нас так же далеки, как звёзды друг от друга. Это видение длилось, наверное, долю секунды, но вместе с тем эта краткая доля словно остановилась, застыла, давая мне возможность убедиться в её абсолютной реальности.
А потом неожиданно посветлело в высоких окнах, густая зелень ночи стала рассеиваться, в зал пролился мягкий свет и пары одна за другой начали покидать бал. Когда зал опустел больше чем наполовину, в третий раз приблизился к нам владыка, он внимательно посмотрел на меня, и глаза у него были благосклонные. Он перевёл взор на неё и кивнул. Я понял, что он меня одобрил.
И вдруг он ступил ко мне, взял моё лицо в ладони, и неожиданно приблизив своё лицо к моему, коснулся губами моего рта. Мне показалось, что в меня хлынул кипяток, бурлящий, обжигающий. Это длилось один миг. И вот он уже стремительно уходит, взмахнув полами длинных одежд.
Мы пошли к открытому окну, начинавшемуся невысоко над полом, на плечи мне сама собой порхнула брошенная в арке шуба. На дворе потягивались и зевали гости, запахивали раскрывшиеся одежды, сзывали жестами и свистом свои средства передвижения. Под самой стеной зеленоглазый мужчина в женском платье целовал своего молодого спутника, крепко прижав его спиной к каменной кладке, у ворот кавалер с песьей мордой знаками изъяснялся с девушкой, поводящей ушами рыси. Перекувырнулся в воздухе и приземлился на волчьи лапы парень в куртке, вильнул хвостом и выбежал в ворота. Раскрылись перепончатые крылья и их обладатель взвился в воздух и полетел в другую сторону.
Нави подхватила подол и вспрыгнула на подоконник, я за ней, и вот она уже шагает в проём и тащит за руку меня, и я шагаю вместе с ней, ожидая свиста в ушах, полёта и падения…
no subject
no subject
no subject
Вы нас предупредите, пожалуйста, когда соберетесь на Бал! Не хочется вас потерять ))
no subject
Вторую часть не понял, на Бал ездят Золушки, а я как известно Фея-крестная. И почему это я должен оттуда не вернуться?
no subject
no subject
Да, он не Золушка, нет... Вы думаете я не безнадежен и меня еще кто-то пригласит на бал..? Было бы мило.
no subject
no subject
no subject
no subject
Страна Желанная /Инис Витрин, Авалон, Тир-нан-Ог, Край Далекий, NeverLand, Остров Яблок, я наверняка что-то забыл/ это тот мир, в котором обитают иные существа, это низкочастотный рай до грехопадения, это мир фейри попросту говоря.
Люди называют его Страной Желанной потому что желают туда попасть. Тот, кто хоть раз был в Стране Желанной, никогда не могут забыть ее и более не могут быть счастливыми на земле людской, такова притягательность этого отравленного мира для человека.